Слишком холодно. Слишком людно. Слишком одиноко. Всего слишком.
Скоро Рождество, а у тебя совсем не праздничное настроение. Такое с тобой часто. В отличие от своего брата ты слишком спокойный и не оптимистичный. В то время, как Джеймс, скорее всего, на неделю вперед продумал Рождественские развлечения, ты пишешь одно эссе за другим, перечитываешь давно прочитанные книги, пишет письма родителям с просьбой не высылать больше денег, так как расходов по минимуму. Можно ли назвать Альбуса Северуса пессимистом? Нет. Он умеет веселиться так, что его родной брат бывает ошарашен, умеет выпить и сделать все вытекающее из этого. Просто младший Поттер СЛИШКОМ спокойный. Уравновешенность, способность взвешивать каждый шаг-залог успеха Ала. Стремление стать похожим на отца очень велико, ведь по словам парня, его отец пример для подражания всем учащимся в Хогвартсе. Чем больше он упоминает это, тем больше его считают сумасшедшим, действительно похожим на великого Гарри Поттера.
Вы когда-нибудь задумывались, что такое одиночество? Многие просто не знают ответ на этот вопрос. И Альбус завидует этим людям. Потому что несмотря на многочисленное количество знакомых и друзей, парень никому не открывался. Ну вот чисто душевно, правда. Ведь это так легко, просто рассказать о своих волнующих проблемах, поговорить по душам, с глазу на глаз. Ха. Считайте так. Поттер же придерживается другого мнения. Но нет, он не замкнутый. Его настоящего знают только родные, по настоящему близкие люди.
Ребенок. Его часто называют так не только взрослые, но и сверстники. Слишком требовательный, слишком капризный и слишком экспансивный. Это странно, притом что он старается скрывать себя от окружающих. Но Поттеры никогда не умели по-настоящему скрывать свои эмоции.
Все изменилось после того, как он попал на Слизерин. Детские игры должны были закончиться – презрение не только представителей факультета Салазара, но и ненависть гриффиндорцев. Но ведь нет, Поттер так и остался слишком восприимчивым. Слишком гриффиндорцем. Слишком Поттером. Его не сломили страшные рассказы про подземелья Слизерина, не сломили выходки Кровавого Барона, издевки многих слизеринцев. И вот он все еще здесь. Все еще.
Вечер. Очередная вечеринка. Межфакультетная вражда забыта на ближайшие несколько часов. Вздохнуть спокойно. Студенты отправились на предрождественский ужин. Ты же, опять отличившись от остальных, решил довольствоваться тем, что есть. А именно, яблоком, найденном в кармане мантии. Одетый в старый голубой свитер и потертые джинсы, ты почти бегом направляешься в выручай комнату. И на этой вечеринке ты должен притвориться пуфиком и просидеть где-нибудь у камина. Никакого веселья, никакого. В который раз ловишь себя на мысли, что не все убеждения не всегда помогают.
Зайдя в комнату, ты встревожено оглядываешься по сторонам. Ты не первый.
Аккуратно пройдя к камину, ты разглядел лицо пришедшего. И тут же бросился обниматься. Напоминать, что Поттеры не умеют скрывать свои эмоции, не стоит, да?
- Кааааай! Я так рад, что ты тоже пришел.
Отлично, что есть кто-то, кто может проконтролировать мои некоторые действия.
Отпустив парня из объятий, ты медленно сел в кресло у камина, поджав под себя ноги.
Скоро начнется суматоха. И плевать, что я на самом видном месте комнаты.

Его зима как всегда сонная и жутко апатичная. День ото дня вся эта уличная белоснежность ослепляет, но на мгновенье, потому что сразу же становится холодно, а от холода все время хочется спать. Поэтому Крис всегда одевает свой любимый свитер, он теплый и греет, словно личное солнце под курткой, но опять же.. навевает сон, сразу ему кажется, что он скрылся от мороза в теплой постели, можно спать..
Снова вздыхает и идет через главный двор по направлению в замок, еле уворачиваясь от снежков, летящих в его сторону - настроения защищаться совсем нет, лучше он поскорее проберется в замок, к теплу и соку в большом зале. А еще там стоит огромная праздничная ель.. Скоро рождество! Хлопнул себя ладошкой по лбу, как он мог забыть. По пути развязывая шарф, он проходит сквозь массивные двери Главного зала и подходит к большому праздничному дереву. Красиво.. тут как всегда столько всего очаровательного, яркого. Кажется, что во всех уголках Большого зала витает рождественское веселье и радость. Пора бы уже тоже улыбнуться, наконец.. Он стоит и рассматривает волшебные украшения: на тяжелых еловых лапах устроились красивые шары из малинового стекла - оно настолько хрупкое, настолько тонкое, что кажется, что малейшее дуновение ветерка способно разбить их, и они разлетятся тысячами осколков. Крис отмахнулся от этой мысли - эти шары всегда восхищали его, они были похожи на..м-м.. шар для прорицания. Да, на него. Казалось всегда, что внутри живет такая же малиновая дымка и в ней можно увидеть много чудес. Но только в рождество..
Рождество, рождество.. Кто-то из учеников точно устроит вечеринку, он был уверен в этом. Разве хоть один праздник проходил без бурных собраний в какой-нибудь тайной части школы? Нет, конечно. А в этот раз.. Ри вспомнил, намечается вечеринка, он вроде бы тоже согласился туда прийти. Значит, придется отправиться в Выручай-комнату навстречу веселью. Не совсем настроение для веселья, но.. вполне возможно, что тамошняя атмосфера способна творить чудеса. Поднявшись на седьмой этаж, Нотт направился к тому коридору, где находился вход в эту самую комнату, он спешил. Он-таки изрядно подмерз на улице и не отказался бы сейчас от чашки горячего кофе..
Вот она. Дверь. Он открыл ее и тихонько пробрался в комнату. Здесь было лишь три человека, не считая только что пришедшего - его. Юноша улыбнулся. Прокравшись к камину он как всегда достал из кармана пакетик с кофе и наколдовал кружку: горячий дымящийся напиток был уже у него в руках. - Ал, Кай, Лана. - перечисление имен было своеобразным приветствием, при этом он переводил взгляд с одного человека на другого. - Когда начало? - он сладко улыбнулся.

`halle`

Ты замечаешь, что с кем-то идти уже как-то не так, не так свободно и легко, даже если это братец – всё равно что-то не то, тебе как кислорода не хватает свободного безумия, одиночного, наверное, поэтому ты странно выглядишь со стороны, когда совсем-совсем никого нет рядом. Точнее нет никого такого, с кем бы ты мог идти, именно отдельных людей, немного угнетённо смотришь на брата, а ведь сказать нельзя – обидеться может, никто не воспринимает такое с пониманием и адекватно, на твоей памяти, которая, как всегда, может подвести тебя в любой неподходящий момент – такова её особенность, не так ли? Но ты улыбаешься, берёшь у него конфеты, как всегда ограничиваясь вместо слов этой доброй благодарной улыбкой и взглядом чуть исподлобья, поверь, так надо, так тебя принимают за ребёнка, иногда даже умиляются твоей чудковатости, это как-то сейчас раздражает, тебе стало слишком жарко в этом свитере, всё же ты приверженец холодной-холодной зимы, в отличие от тех, кто всегда был приверженцем тепла, ну всё у тебя не как у людей, для лета у тебя слишком холодолюбивый организм, вот оказаться бы где-нибудь далеко – ну почему бы не на Антарктиде, стал бы наконец-то одной из тех птиц, кажется, белой-серой, чтобы можно было спокойно летать над морем и прятаться потом в снегу на скалах, том искрящимся, ну вот, ты опять очень сильно захотел наружу, даже не ты, а твоя душа, мысли, но сейчас – слишком рано, слишком поздно, да и вообще, ты не любишь рыбу и следуешь за братцем, цепляясь за его рукав и пробуя на вкус шоколад, единственное спасение в данной ситуации, на вкус молочный, тебе очень нравится, ты опять благодарно смотришь на братца, ты вытаскиваешь припасённую заранее фенечку – знаешь, что ему очень-очень это понравится, ловко берешь его за руку, да надеваешь, ещё один повод для того, чтобы он тебя вечно помнил. Тебе как-то нравится, запоминаться чем-то мимолётным и до жути приятным, ещё лучше – если исключением из множества невыносимых правил, которые они самостоятельно себе возводят, не понимаешь, с какой целью, вспоминаешь давний рассказ – `мелочи жизни` – как всегда гневно-обличительным, ты почему-то такие с большим удовольствием читать, даже больше, чем те, пропахнувшие сказами и чужими жизнями, уж очень всё так хорошо, что, что, что? Спрашиваешь у себя задумчиво, да опять пытаешься к реальности вернуться, но перед глазами возникают лишь какие-то хмурые ступеньки, тебя это определённо не устраивает, ищешь в своей сумке ярко-жёлтую краску, целый тюбик, специально для того, чтобы можно было продырявить, чтобы краска текла маленьким-маленьким ручейком, чуть ли не капельками, чтобы можно было нести этот тюбик в руке, как всегда перепачкавшись самому, приняв местами такой же окрас, да идти, шагать бездумно, уставившись хмуро в свои мысли, возблагодарив небеса за то, что есть попутчик, который наверняка сам знает, куда идти – а краска тем временем делает ступеньки отнюдь не хмурыми, ведь какая хмурость при таких каплях, ярких брызгах, неравномерных, где-то больших, а где-то меньших, как у тебя всегда бывает. Вдруг распахиваются глаза, оглядываешься в беспокойстве вокруг – куда это тебя привели? – ведь вроде бы пришли как раз на место, достигли конечной цели пути, где уже собрались некоторые люди, ты смотришь на них недоумённо, тебе издавна не особо нравятся подобные сборы, от них всегда веет чем-то, что заставляет тебя насторожиться, выдыхать отсутствие кислорода явнее, чем до этого, особенно если все люди тебе знакомы, но ты просто не представляешь их в одной комнате, отчасти – даже не укладываешь в голове, и не потому, что они какие-нибудь там плохие и не дружные, а просто ты их знаешь в отдельных совокупностях, очень неплохо и всех, с каждым связываются определённые воспоминание, которые ты сейчас мгновенно перебираешь в мыслях, теребишь их пальцами, заставляя вспыхнуть небольшим зелёным огоньком – как всегда зловеще в мыслях, аж заставляет тебя вздрогнуть, опять оглянуться. Приходится протискиваться внутрь, чтобы не стоять на пороге, с некоторым сожалением отходишь от братца, да сменяешь на радость, когда видишь его – глупо звучит, немного неправильно, называть `его` в мыслях, хорошо хоть не с большой буквы, а то бы совсем написал на себе крест яркой красной ручкой, садишься рядышком с Люпином, немного сзади, чтобы было удобнее прижаться к нему всем телом, которое имело ещё силы на это, протягиваешь ему шоколад, уже чуть расплавившийся, да со смущением выкидываешь тюбик с краской прочь, почему-то даже это незамысловатое действие приводит тебя в жуткую робость, смотришь на всех исподлобья, немного хмуро, но не можешь сдержать улыбки, пытаясь придать ей истинно твой вид, насколько это было возможно. А голову – на плечо этому милому Лю, какая разница, кладёшь или ложишь, абсолютно никакой, главное, что она там есть, и что плечо тоже есть, а остальное – такой пустяк, что и думать об этом не стоит, смотришь задумчиво сначала на его шевелюру, яркую и белоснежную, в твоём восприятии это идеальный образ зимы, тихо смеёшься, но так и не говоришь ни слова, кивая всем вокруг, выжидающе.

Проснуться от объятий всегда приятно. Открыв глаза увидеть Ала - приятно вдвойне. Пока Кай спал у камина, в горле пересохло, а голова гудела. Чёрт, опять всю ночь не усну...
- Кааааай! Я так рад, что ты тоже пришел.
-  Я уже тоже рад.
Иногда Альбус напоминал ему маленького ребёнка, рядом с которым Кай чувствовал себя старым и неуместным. И в то же время тянуло к нему, словно Голден был старым папашкой Поттера.
Хотелось ловить снежинки ртом и тем самым утолить жажду. Он уже и забыл, что совсем недавно хотелось лета, сейчас, в тёплой и даже душной комнате, у камина, он мечтал о ледяном ветре, снегопаде и шерстяных варежках.
В общем, ужасно хотелось детства, не настоящего, ушедшего, а такого, о каком пишутся стихи и рассказы, о каком снимаются старые фильмы и о каком настольгирует каждый человек старше десяти лет. Играть с друзьями в снежки, рубить с папой ёлку, а потом пить горячий шоколад в гостиной, наряжая самую красивую ёлку. А утром, наслаждаясь предвкушением чуда, бежать к этой ёлке и искать коробку в яркой подарочной упаковке, на которой написано твоё имя. Трепетно и аккуратно развернуть упаковку и, захлёбываясь счастьем, достать подарок, обязательно тот, которое указал в письме Санта Клаусу. Ведь ты ещё не вырос и не знаешь, что родители, обещав отправить письмо Санте прочитали его сами, купили подарок, а конверт и письмо, со старательно написанными каракулями лежит в груде отцовских бумаг в ящике его письменного стола. И Рождество для тебя - вечер сказки и чуда.
В выручай-комнате постепенно начали появлятся друзья и знакомые, Кай протёр глаза, прогоняя сонливую лень и сел в кресле прямо. Народ только собирался и пока что он только искал и находит взглядом знакомых, на каждом останавливая взгляд, вспоминая всё хорошее и плохое, связанное с ним. Последнего было очень и очень немного, Кай по своей натуре был неконфликтным, скорее замкнутым, но на то и нужны такие предрождественские вечеринки, чтобы развязать ему язык и побороть смущение. Да и вообще, настроение было довольно хорошим, в конце концов, ночь - его любимое время суток, а она уже вот-вот наступит. Перед сном чаще всего Голден сидел на подоконнике, и смотрел в окно. Прислонясь к стеклу и чувствуя его ледяной холод, он пытался сквозь своё отражение разглядеть ночное звёздное небо, в городе такого не увидишь, очень редко ты видел пятна летающих туда-сюда сов и тихо, так, чтобы никого не разбудить, напевал какую-нибудь мелодию. Нет, не из какой-нибудь кошмарной рекламы или последний хит музыкального мира. Эта мелодия бралась из твоей полупустой головы и чаще всего была в минорном ладу. А когда Кай чувствовал, что сейчас уснёт и свалится с подоконника, перебудив всех, сползал с него и, не раздеваясь, падал в кровать.
Не вставая с кресла, он потянулся, решив пока сохранять молчание.

пятый раз пытаюсь написать. Надеюсь, получится...

Никогда не замечали, что время ужасно быстро бежит? Буквально вчера ей был год. Родители сюсюкались с ней, играли, читали сказки о всяких принцах на супер-мега-быстрых метлах... А сейчас что? Мама просит не совершать глупостей, отец каждый раз странно на неё смотрит, когда она приезжает домой. И все... детство на этом кончается. Начинается почти взрослая жизнь. И с сожалением она вспоминает свои первые дни рождения, сказки на ночь и игры с родителями.
Оглядывает комнату. Полумрак. Единственное освещение - камин. Снова, вспоминает детство... Да ну его. Мотает  головой, стараясь его отогнать. А почему так? Ведь должно быть более или менее видно все… И, будто прочтя мысли девушки, выручай комната осветилась не яркими огоньками.
Красные, желтые, зеленые… Как гирлянды. Она улыбнулась и посмотрела на прибывших ребят.
Крис, Тео, Ан и Скорп… Зашли почти друг за другом. Ну, может, с интервалом в пять-десять минут. Но кого это волнует? Главное, что пришли. Даже, если бы они пришли в самом конце, Лана была бы им рада, как и сейчас. Девушка просто улыбнулась ребятам и вернула взгляд к огню в камине. Руки уже согрелись и волосы стали более или менее сухими.  Девушка снова достала из сумки расческу и постаралась расчесать хвост. Вроде получилось… Хотя, волосы уже не выглядели так, как с утра. Она вздохнула и убрала расческу в сумку. Магию к волосам  никогда не применяла, не любила. Все что  угодно, но не волосы.  Слишком уж они были для нее дороги.
Лана пыталась прислушаться к окружающим. Тихо… Тихо??? Как это тихо? А где музыка?
-Ребят, не хочется нарушать такую прелестную тишину, но почему нет музыки? - она провела взглядом по лицам друзей, достала волшебную палочку и произнесла заклинание. Тут же заиграла музыка. Играла какая-то популярная группа. Только вот девушка не знала её название. Но определенно, эта песня ей очень понравилась. Быстрая, ритмичная, веселая… Главное, чтобы понравилось всем.

я все таки доносиловала мозг х__х. прошу простить за ерунду

Отредактировано Lana Finnigan (2010-07-19 20:27:33)

для художника нравственная жизнь человека – лишь одна и тем его творчества. этика же искусства – в совершенном применении несовершенных средств.

‘густой аромат роз наполнял мастерскую художника, а когда в саду поднимался летний ветерок, он, влетая в открытую дверь, приносил с собой то пьянящий запах сирени, то нежное благоухание алых цветов боярышника’
в одной из заброшенных комнат огромного поместья, на диване сидел светловолосый ребенок, увлеченно читая какую-то книгу, вздрагивая от каждого шороха. бледные пальцы выводили какие-то слова на тонких страницах, словно что-то записывая. что-то, что видно только ему. что известно только ему. выжигая в памяти каждую строчку, каждую завитушку, оставленную человеческим теплом на бесчувственном материале.
‘- хорошего влияния не существует. всякое влияние уже само по себе безнравственно – безнравственно с научной точи зрения.
- почему же?
- потому что влиять на другого человека – это значит передать ему свою душу. он начнет думать не своими мыслями, пылать не своими страстями. и добродетели у него будут не свои, и грехи, - если предположить, что таковые вообще существуют, - будут заимствованные. он станет отголоском чужой мелодии, актером, выступающим в роли, которая не для него написана.’
мальчик отложил фолиант и посмотрел на небо за окном. правда ли это? действительно ли автор считал, что любое влияние пагубно для личности? даже, если это влияние семьи? даже если это та истина, которой придерживались десятки поколений до него? истина, которую уважали и чтили, вознося до уровня религии, заставляя подчиняться. заставляя жить по своим законам, своим правилам, по своим требованиям. согласен ли он на это? и интересует ли кого-нибудь и родственников его мнение? важно ли для них, что он хочет жить своей жизнью? со своими промахами и ошибками, со своими взглядами и решениями, какими бы неправильными они не казались.
***
к чему этот экскурс в прошлое? а что представляла собой твоя жизнь? принципы и морали чистокровного мага, несмотря на поражение Люциуса, в его стремлении к власти. это мания, которая поколениями текла по венам вместе с кровью. так много ли изменилось в твоей жизни, правила которой устанавливаешь, как тебе кажется, ты? семья давно уже бросила свои попытки воздействовать на тебя. они не видят больше в этом смысла, ведь ты не раз давал понять, что их принципы тебе не по душе. дед давно смирился, что отпрыск не станет «достойным» Малфоем, а отец… а что отец? он был таким же, как и ты. только с той лишь разницей, что твоя жизнь проще и спокойней, чем была его. именно поэтому он не против. не орет, что ты недостоин фамилии, что ты позор семьи, ведь именно ты смог сделать то, что когда-то не хватило духу сделать ему. он поддерживает. именно это отличает его от остальных. то, что он более человечен, чем ваши предки. и, кажется, что с каждым поколением данная черта растет в вас в геометрической прогрессии. глядишь, через несколько поколений ваш род уже и за людей нормальных принимать начнут. жаль, конечно, что это случится не при тебе. ибо как бы ты прекрасен ни был, все равно где-то да найдется кто-нибудь, кому ты отдавил хвост. пускай это и будет даже детская обида сроком давности в пять лет. и, как бы ты не заглаживал свою вину, строя виноватые рожи и смотря своими прекрасными и кристально чистыми и виноватыми глазами, все равно найдется особо недоверчивая скотина, которая да затаит обиду. даже, если ты извинился. хотя… кого ты тут обманываешь? ты все так же считаешь ниже своего достоинства извиняться перед кем-то. перед кем-то, кто не был Пьюси, Ноттом, Голденом, Финниган, или, черт побери, Поттером. вот тут и зарыта кость, друг мой. каким-то непонятным тебе образом, все эти личности оказывают на тебя необратимое влияние. влияние, от которого ты так стремительно бежал с самого детства. с тех самых пор, как тебе на глаза попалась та маггловская книженция в потрепанной обложке. ты физически отторгал от себя воздействие родителей. так почему же ты так спокойно принимаешь те перемены, которые приносят в твою жизнь все они? какими бы они ни были. что бы за собой не влекли. боль или радость. надежду или полнейшее, разрушающее тебя изнутри, отчаянье. ты с отвращением понимаешь, что каждый из них оставил на тебе свой след. в большей или меньшей степени, но он есть. теплится в душе, раскаленным железом жжет кожу. и ты чувствуешь это бессилие, разочарование в себе. оно давит на тебя чем-то скользким и противным. прямо на грудную клетку, сжимая, опутывая легкие и сердце, замедляя бег крови. вызывая ощущение холода и ужаса. а в сознании бьется только одна мысль. что как бы ни был ты самоуверен в своих силах, жизнь твоя никогда уже тебе принадлежать не будет.
осматриваешь комнату. зачем ты сюда пришел? здесь нет веселья, радости и беззаботности. нет того, ради чего ты мог бы вылезти из своей уютной скорлупы. так зачем ты тут? что забыл? что искал? какие-то ученики все также жмутся к стенке, стараюсь слиться с ее поверхностью, когда ты рядом. только это уже не приносит радости. не греет самолюбия, не поднимает самооценку. хочется взять кого-нибудь за шкирку и хорошенько встряхнуть. вжать в холодную стену и заставить смотреть себе в глаза. что бы хоть кто-нибудь понял, что творится внутри тебя. что бы хоть кто-нибудь рассмотрел огонь в холодных глазах. плевать. именно поэтому ты резко разворачиваешься, направляясь к одному из кресел у камина. на все плевать. на страх, на боль, на обиду, на чувство несправедливости, змеей поднимающееся внутри. на эти чертовы отпечатки других людей, на их мысли и стремления, которые так незаметно для тебя стали твоими. бред. все бред.